Вопрос о месте мечты — доме — мне знаком с самого детства. Тогда родители переехали на заработки в Россию, и с тех пор мне доступна свобода выбирать подходящее место самому, а не следовать поговорке «где родился — там и пригодился».

Повзрослев, я считал себя достаточно передовым в своей способности выбирать дом самостоятельно. Мои планы подразумевали много поездок по разным странам и городам, чтобы, во-первых, напутешествоваться, набраться впечатлений на всю жизнь и утолить базовую жажду новизны, а, во-вторых, испробовав достаточно, остановиться на единственном и самом подходящем варианте.

Сейчас, с высоты некоторого опыта, я с отеческой теплотой смотрю на эту мечту. Действительно, было бы классно найти такое место, да и сам поиск — благостный и добрый процесс. Ретроспективно это выглядит для меня скорее как путешествие героя, взявшегося мирно распределить своё присутствие по всей планете — подростковая смелость, жажда новизны и неуёмная энергия.

Мне повезло: я получил опыт самостоятельной эмиграции ещё в 2014-м году, выбрав для жизни Сан-Франциско. Масштаб этого события для психики трудно переоценить. Я вернулся в Россию другим человеком — мне стало доступно быть отвязанным от стереотипов, считающихся в постсоветских странах единственно возможным способом быть.

В вопросе дальнейшей иммиграции мне долгое время казалось, что однозначно правильный выбор — страны первого мира с западной культурой. Тем не менее, я чувствую процесс угасания европейской цивилизации и расцвета техногенно-китайской, (и я был в восторге от видения Рэя Далио, которое точь-в-точь совпало с моими внутренними ощущениями), причём в Европе, несмотря на тонкую закатную депрессию, всё ещё жить достаточно хорошо, а в странах пояса-пути всё ещё нет уютного места и перспектив визионерам вроде меня. Мои розовые очки добила эпоха ковида — я ясно увидел, как грамотно подобранный нарратив легитимизирует политическое насилие, и это оказалось верно для любой точки планеты.

Окончательно утратив надежду на единственный «рай на земле», я пришёл к идее жить на несколько стран. Я признаю, что в разных странах одни возможности раскрыты нараспашку, а до других не достучаться. Мудрость в том, чтобы не требовать то, чего нет, и с уважением встречать то, от чего невозможно отказаться.

Сейчас я считаю правильным для себя выбирать места, которые удобно называть штабом, и затем добирать отсутствующие энергии в других локациях. Например, я признаю Лиссабон ламповой бабушкиной дачей и отлично восстанавливаюсь в нём после путешествий, но спустя несколько недель начинаю покрываться португальской энергетической плесенью, — поэтому мне важно выезжать туда, где земля жаждет жизни и питает новое. Мне была привлекательна идея выбрать в перспективе Алматы вторым штабом: я чувствую в Казахстане близость родной постсоветской культуры, плюс оттуда сравнительно удобно летать в Азию.

Я отталкиваюсь от фантазии жить по три месяца в году в разных знакомых пространствах — европейском, азиатском, постсоветском, — а в остальное время путешествовать. Это и обогащает, и восстанавливает.

Есть люди, которые укоренились в позиции «дом там, где я». Я не чувствую глубинного согласия с таким выбором по ряду причин, в первую очередь энергетических. Культура и стандарты неизбежно влияют, менталитет и архетипы влияют, земля и её история влияет. Не признавать связь и, не побоюсь этого слова, зависимость от пространства — высокопарное движение ребёнка, который считает, что всё сможет сам. Дом — это прошение у земли разрешения быть здесь.

Для меня ответ на вопрос «где жить?» — универсальный. Застолбить единственное место или назваться свободной птицей-космополитом — это ответы прошлого. Соединяться с подходящими силами всего мира — вот современная задача жизни.