Обсуждая сексуальные ограничения и особенности с людьми, я убеждаюсь в простой модели устройства сексуальных запретов. Каждому с рождения доступен океан природной сексуальности, который сверху засыпается слоем культуры в процессе воспитания, — так этот океан становится подземным и недоступным в обычной жизни. И, чтобы уж точно никто не стал докапываться до тайн собственной телесности, слой культурной насыпи минируется психологически невыносимыми историями вины, стыда, боли, ревности, обид и неисполнимых обещаний.

Вот пример. Подруга мне рассказывала, что у неё был секс с женатым мужчиной. Секс, по её словам, был очень хорош, а мужчина — внимателен и обходителен. Но после того, как она узнала о семейном статусе полового партнёра, то её восприятие мгновенно изменилось, и она почувствовала отвращение к нему на телесном уровне. Мы обсуждали её гипотетические действия — если бы она знала о женатости заранее, то секса бы не было; а если бы не узнала, то согласилась бы и на второй раз. Решающую роль играет вписанность полового акта в социальный контекст: именно оттуда приходят правила на уровне зароков и заветов «что это было и как к этому относиться», сила которых бескомпромиссна и неоспорима. Словами моей модели, подруга наступила на мину в своём огороде, и подземный туннель к хорошему сексу с этим партнёром оказался засыпан.

И если штамп в паспорте — довольно стандартная история разделения на «свой»/«чужой», то бывают и более изысканные мины. Например, «танец во время знакомства с ним был просто восхитителен, а потом я увидела, что он танцует так со всеми, и потеряла интерес», «она рассказала, сколько у неё было партнёров, — это же ужас, наверняка она болеет всеми зппп мира» или даже «я услышала, что есть женщина, которая считает, что у неё с моим половым партнёром отношения, несмотря на то, что он называет себя свободным мужчиной, — и я отдалилась». Каждая такая типовая история, вшитая в нервную систему, является своеобразным триггером, прерывающим доступ к телесному и сексуальному наслаждению другим.

Долгое время я видел дорогу к здоровой сексуальности через последовательное разминирование культурной насыпи. Пожалуй, лично для меня это верный путь, требующий времени, сил, согласия и смирения. Но секс — это активность, подразумевающая вовлечение и участие другого здесь-и-сейчас, несмотря на длинный список всевозможных потенциальных недоразумений. Обсудить их «словами через рот» невозможно не столько потому, что количество нюансов ситуаций безгранично, но потому что партнёры могут даже не догадываться, где и у кого рванёт в следующий раз.

Лучшее, что я могу предложить, — это ясная интенция согласовать наши стремления на берегу: да, мы не знаем, что нам встретится в бурных водах необузданной стихии тела, но договариваемся уважительно и внимательно поддерживать друг друга в нашем увлекательном сексуальном путешествии, помня о том, что мы здесь для себя в этом интимном процессе, который возможен благодаря чуткому участию другого.

Подземные воды сексуальности пугливы, а путь туда лежит через интимность, доверие и смелость открываться в безопасном пространстве с подходящим партнёром. Этот взгляд кардинально отличается от альфаческого выпячивания, отчаянной безбашенности, сочных фантазий, ярких обнажённых образов и объектной вседозволенности. Ошибочное смешивание генитального перформанса и любящей сексуальной энергии приводит к ложной стереотипной идее, что секс — это нечто ужасное, эдакий монстр, требующий усмирения, порабощения, контроля или даже убиения. В моём опыте нет уязвимее и ранимее человека, чем в сексуальной открытости.

Я считаю, что это не сексуальность требует десакрализации, а социальные конструкты, претендующие на контроль и владение сексуальной энергией. Я бы даже сказал, что сексуальности не хватает подходящего уровня сакральности, признания святости и значимости, защиты от плохих взглядов и осквернения — как со стороны грубых оппортунистов, монетизирующих плескание больших силиконовых энергий, так и со стороны всеосуждающей инквизиции тяжёлого советского наследия. Мне важно стоять здесь и предлагать соразделить особое место распознавания интимной близости, существующей до расслоения на судьбы «развратников» и «святош».