Я глубоко убеждён, что всем людям нужно буквально «одно и то же». То, что делает наши желания различающимися по форме, — это накопленные ошибки, неточности и ненаученность распознавать своё живое движение как простое, телесное, непосредственное, может даже наивное, легкомысленное или бесперспективное. Почему-то принято иметь какие-то сложные конструкты вокруг базовых стремлений тела, но я для себя предпочитаю последовательно смотреть и отшелушивать всё лишнее, налипшее, навязанное как невнятное благо и как необходимость.

Я в этом месте не могу сказать: «вот я устроен так, и хочу для себя то и это». Это было бы неверно, потому что я устроен не так, как я могу описать, и хочу не то, что могу описать.

Тем не менее я чувствую верным спрашивать: «может ты хочешь тоже так?», не вовлекаясь в водоровот слов. Если что-то в теле рождается как трепет и тонкий восторг, как распознавание глубинной значимости, как что-то свежее и вкусное на привычном фоне громкой всезаполняющей скуки и яркой картонной осмысленности, как робкий луч солнца в вечнозамороженном царстве элегантных ледяных скульптур, — вот это тот отклик, который я жажду поддерживать, подпитывать, взращивать, раскрывать вместе, разжигать до большой сочной любви.

Для меня это совместное движение, исследование, требующее смелости, доверия и открытости. Что-то вроде «давай поставим социально-воспринимаемую жизнь на паузу — всё равно она всегда одинаковая — и сделаем то, что всегда хотели сделать на самом деле». С конвенциональной перспективы это может выглядеть как прыжок со скалы в бездну, как отчаяние, депрессия, зачарованность, недоразумение или помутнение рассудка. Есть огромная разница между тем, чтобы бросать всё с горя, добивая себя разрушительными обстоятельствами, и уважительно оставлять то, что просится остаться в прошлом, выбирая новое даже тогда, когда оно пугающе разваливает старое. К «осознанному прыжку со скалы» невозможно быть готовым — это всегда выглядит как апокалипсис. Это скорее непростое решение опытного менеджера оставить привычный уклад на старости лет и поехать в Азию по монастырям нежели отчаянный всплеск деревенской девушки сорваться за мечтой писать картины в Париже, — хотя люди общества будут крутить у виска относительно обоих.

Я чувствую, что сам прошёл достаточный путь социальных разочарований под названием «успехи» и теперь просто хочу соразделять телесные, духовные, сексуальные и психические переживания вместе. Когда-то мне было важно, чтобы мы совпадали хотя бы в части пройденного пути; теперь мне неважно даже это. Мне важна только точечная сонастройка в узнавании: «хочешь ли ты это для себя?». И если да, то вот я, давай делать это вместе. Если нет, то давай проводить время по отдельности, пока желание совместности не накопится достаточно.

Поскольку для меня такой и только такой контакт имеет ценность, то эта ценность бесконечно высока. Это не выбор между «сходить в кино» или «полежать в обнимку», это выбор, который чувствуется как «жить» или «не жить», — то время, которое мы выбрали провести вместе.

Помимо сложностей в описании, донесении и распознавании, я натыкаюсь на те самые сложные конструкты, о которых я писал выше — идеи, убеждения, травмы, отсутствие движения или неуместные его формы. Что-то я не могу вынести, что-то не могу объяснить, где-то вылезают мои искажения, о что-то ранюсь сам. Мне жаль, когда ценный контакт прерывается из-за невозможности совпасть в форме любви друг к другу, и вместе с этим я признаю, что это будет происходить время от времени неизбежно, всю жизнь.

Я остаюсь настолько открытым в показывании своего желания, насколько умею. Я знаю, что фундаментально хочу то же, что и ты; я могу это распознать и соразделить вот в таких формах, которые мне доступны. Может ты тоже хочешь так? Вот, я здесь.