В детстве меня учили, что люди делятся на универсально хороших и плохих. Так было принято считать; эта категоризация присуща и моему поколению, и более старшим.

Мне потребовалось 20-25 лет жизни, чтобы понять, что это неверно. Во-первых, мне не удавалось найти универсально плохих людей — не то, чтобы я их искал, но почему-то на каждом шагу попадались те, кто причислял и хотел себя причислять к хорошим. Во-вторых, все эти хорошие люди умудрялись периодически вытворять какую-то дичь, не соответствующую базовым критериям хорошести. В-третьих, — и это стало краеугольным камнем моей философии на последующие годы, — я на опыте обнаружил, что все люди в глубине ранимы, уязвимы и хотят для себя простого телесного счастья. Дополнив это наблюдение восточной мудростью, западной философией и современным либерализмом, я оказался в тупике гуманистических убеждений.

Почему в тупике? Дело в том, что мне было крайне сложно признать, что какие-то людские эманации — это полный пиздец. И тому есть целый букет предубеждений, в которых зерно истины оказалось размолото претендующими на человеколюбие заблуждениями.

Во-первых, раз это меня цепляет, значит это моя проблема. Во-вторых, раз люди так проявляются, значит тому есть глубинные причины, — может они травмированные, и хорошо бы их понять-и-простить. В-третьих, у них есть общепринятое законное право проявляться, пока они никого не убивают и не насилуют. В-четвёртых, хорошо бы мне отстаивать свои границы, а то, что я периодически не находил мужества попросить или корректной формулировки, — это ещё одна моя проблема. В-пятых, некоторые гордятся тем, как они классно игнорируют или отключаются, — хорошо бы мне тоже быть таким. В-шестых, можно же уйти в духовные рассуждения о том, «зачем вселенная послала мне сей опыт» или «найти хорошее во всём» и поблагодарить высшие силы. Звучит знакомо? Список можно продолжать. Каждое из утверждений выше подразумевает минимум два прочтения. Наверняка дьявол по первому образованию был копирайтером.

Общество не даёт других позитивных моделей, кроме возвеличивания страдания, поэтому остаётся исследовать свою правду буквально на ощупь. С ростом чувствительности я обнаружил, что иногда мне тяжело от одного присутствия каких-то людей в непосредственной близости. И дело не в том, что несимпатичный мне человек «плохой» или «неправильный». Но то, что он делает неосознанно, стало его способом жить и проявляться, — эдаким «энергетическим запахом». И этот запах появляется везде, где появляется сам человек. И этот запах заметен. Иногда заметен настолько, что для заботы о себе стоит пересесть за столик подальше или перейти на другую сторону улицы. И этот запах не относится к вкусовщине, типа кому-то нравится, а кому-то — нет. Мало кто станет утверждать, что к пироженке на десерт стоит относиться с таким же аппетитом, как к тарелке жареных гвоздей.

Внутреннее непозволение себе разделять людей на «вкусных» и «невкусных» по объективному критерию создаёт большое внутреннее напряжение: с одной стороны, удерживать осязаемое явление в субъективности оказывается большим грузом, якобы «наверное я один такой», «это походу важно только мне» и «а вдруг я это всё придумал»; с другой стороны, выразить это как объективную проблему почти невозможно, потому что для признания проблемы проблемой требуется способность других систематически подтверждать её наличие. Это не означает, что другие не страдают, — скорее они не могут распознать, что же на самом деле является источником страдания, а западная культура запрещает даже подглядывать в эту сторону.

Современность крайне двулична в признании неодинаковости проявлений людей и уж тем более разницы их влияния на окружающих. Те, кто осмеливаются видеть, что люди не одинаково востребованы другими, приравниваются к патриархальным обезьянам, мечтающих провести границу по цвету кожи, гендеру или вернуть рабство с концлагерями. Я живу в толерантной социалистической Португалии и очень хорошо знаю, что неравенство начинается ещё на паспортном контроле, когда нужно идти в длиннющую очередь «остальные паспорта» в то время, как бастующие пограничники демократично борются за свои права, сидя на своих местах лишь в будках приёма европейских граждан.

У меня нет ни сил, ни желания носить идеи равенства и равного отношения ко всем. Я разделяю — да, извините, я уважительно разделяю людей, — на тех, кому я готов давать своё внимание, и остальных, кому я внимание давать не готов. Это не что-то радикальное или новаторское, — так было всегда, и так это устроено у всех. Я просто выношу это из тени на свет.

Проделав путь от чёрно-белого деления на «хороших» и «плохих» через модные идеи о всеобщем принятии, радикальном прощении и тотальной осознанности, я вернулся к чёрно-белому миру, — но теперь разрез проходит не наивно-прямолинейно, а под неожиданным углом. Я люблю в людях едва уловимое специфическое попадание ума в тело, (соединённость с жизнью, следование собственной судьбе, согласие со своим местом в мире, служение божественному — другие способы назвать это). Начавшись как изучение собственных симпатий и антипатий, моё исследование обрело некоторую критериальность, условно-измеримую шкалу «вываливаемости» человека из его места. Я уважаю людей не за их буквальные поступки, а за способность оставаться в ясной собственной правде, — даже когда их непосредственные действия мне категорически вредят.

Совершенно неудивительным образом оказалось, что люди, у которых вот это совпадение ума и тела больше, чем у других, сияют сами и описывают себя как счастливых людей; им более свойственно аутентичное поведение, поиск творческих решений и смелость проявляться; они лучше строят близкие отношения, легче доверяют и меньше носят в себе теневых историй; их жизнь в конечном счёте выглядит достаточно успешной, наполненной, разнообразной, насыщенной и осмысленной. То, что является сложной разноплановой целью многих людей, на опыте оказывается следствием всего одного психосоматического феномена.

Счастливые становятся счастливее, а остальные — как придётся. И этому есть очень банальное и поверхностное объяснение: людям нравятся те люди, которые нравятся. Те, кто вкусно «пахнут», привлекают больше качественного внимания, ресурса, признания, тепла и любви. Те, кто пахнут невкусно, довольствуются тем, что остаётся доступным. Культурное перевоспитание может скрыть эволюционные механизмы, но не может подавить их безусловное действие.

Когда это наблюдение станет доступно для восприятия широким массам, нас ждёт социальная раковая опухоль таких масштабов, которые не снились ни Марксу, ни Ницше, ни Фуко.

7 августа 2025

*обсуждение доступно подписчикам телеграм-канала (ссылка)