Пока хожу на тантры и внимательно изучаю, как мастера собирают пространство и что такое для них тантра вообще, то регулярно попадаю на практики с пожеланиями, аффирмациями, образами, фантазиями, альтернативными воспоминаниями. Я вижу, что люди — как ведущие так и участники — искренне воспринимают их как, во-первых, полезные и целительные, а, во-вторых, рабочие, действующие.

Например, была практика про добаюкивание, где ко мне подсела со-ведущая. Сперва она спросила, чьей заботы я хочу, и я сказал: «боженьки». Ответ её не устроил, она настояла, чтобы я выбрал между мамой и папой, — мне стало ясно, что она хочет почувствовать себя молодцом за хорошо проделанную работу, а не побыть со мной. Я выбрал маму, и она воспроизвела заученную мантру про «мама тебя любит» и «вспомни запах её волос». Я заметил, что могу нейтрально слушать её слова, спокойно наслаждаясь лежанием в пледе.

Вероятно, из-за моего безучастного слушания она не испытала достаточно удовлетворения, и после окончания мероприятия в короткой беседе тет-а-тет стала настаивать на продолжении практики, что «это нужно для исполнения желаний» и прочее. Когда её манера говорения, наращиваясь в интенсивности, стала раздражающе пробивной, я остановил её.

На следующий день я находился в парном процессе, где ведущая моделировала голосом отношения длиной всю жизнь, где якобы я впервые увидел партнёра, прожил с ней вместе до гроба, а затем попросил прощения за всё плохое. И снова я обнаружил, что могу находиться в чувственном телесном контакте с партнёром, полностью игнорируя вербальный шум.

Похоже, что популярность внушений и самовнушений обусловлена привычкой питать по умолчанию всё, на чём останавливается внимание. Вероятно, это культурный паттерн — сейчас принято мечтать по любому поводу, — взять хотя бы пресловутое dreaming big в корпоративном мире, — и мечтание считается чем-то вроде добродетели. В локальном контексте мечтание останавливает от совершения движения, например, если я хочу новый дом, то вместо того, чтобы реализовывать своё желание, я «засыпаю» в мечтаниях о доме, оставляя сам дом вечно недоступным и отдалённым. В глобальном контексте, например, если я подпитываю коллективную мечту о «мире во всём мире» или «пусть каждый обретёт свою вторую половинку», то я принимаю право называться хорошим человеком ценой собственной ясности. Кроме того, умение соразделить мечту тоже считается добродетелью и является социальной основой дружбы: «скажи мне то, что я хочу услышать, а я скажу то, что хочешь услышать ты, — это значит, что мы поддерживаем друг друга».

Чем отличаются аффирмации, — повторяемые позитивные утверждения, — и другие формы внушений от полевого движения? Дело в том, что аффирмации лишены собственной силы. Они должны непрерывно подпитываться, чтобы оказывать влияние. В отличие от них полевое движение не требует подпитки и действует, даже если оно не названо словами, — скорее наоборот, оно содержит собственную энергию действия.

Этим отличается правда от лжи. Ложь требует перманентных энергетических вливаний для своего существования, а правда не нуждается в подтверждении — она будет оказывать влияние хоть в названном, хоть в неназванном видах.

Из-за моего долгого неумения отзывать внимание я тоже подпитывал разную неправду. У меня есть невротический паттерн избегания (либо наоборот, умасливания) людей, которые могут злословить, потому что я брал их пустое называние и притягивал себе в тело, затем справедливо считая, что мне нужно от него избавиться, — это принимало формы от «да как он(а) посмел(а)» до «я должен измениться, чтобы никто про меня так не говорил». По большому счёту, некоторые люди верят в силу проклятий именно поэтому, — они сами наполняют энергией предложенную пустую словесную форму.

Умение не подпитывать неправду требует сноровки и готовности к некоторой асоциальности. Там, где ожидается явная реакция, например, «ужас-то какой!» или «боже мой, какая красота!», станет приходить спокойное невовлечённое смотрение. Особенно интенсивным желающим что-то внушить нужно противостоять в стиле кунг-фу — соглашаться с названным как с энергией и позволять ей двигаться в своём направлении, дальше. Периодически какая-то неправда задевает меня и омрачает, — это происходит вблизи моих собственных травм и тени, — ну тогда я позволяю себе горевать: обычно пары дней достаточно, чтобы нежеланная интервенция покинула тело.

Я считаю, что повторяемые внушения в лучшем случае не оказывают влияния, а в худшем — вредны для психики. Вместо того, чтобы встретиться с тем, что есть, человек получает надежду на истинность лжи и растрачивает свою энергию на сопротивление потоку жизни. Окружающая его правда при этом остаётся неизменной, и только количество сил, предназначенных для встречи с реальностью, становится меньше. К сожалению, (а, может, и к счастью), приходящее ощущение анастезии и отдаление от живого многими людьми воспринимается как желанное, — ну, значит природа решила позаботиться о них так.

Можно ли пожелать другому хорошее без эффекта внушения? Да. Но тогда это выглядит как называние того, что есть, а не как пожелание. Например, если я вижу человека целостным, а он себя целостным не знает, то я могу сказать: «я вижу тебя целостным», показывая это состояние невербально. Тогда его психическое устройство выровняется, влияя на всю последующую жизнь, даже если он сам не заметит изменений. Если бы я просто постановочным голосом говорил: «я вижу тебя целостным», или, допустим, новогодне-эзотеричное: «желаю тебе целостности!», то такая «целостность» перестала бы иметь силу после увода из неё внимания.

В канун Нового Года желаю обойтись без пожеланий. :)